Военная организация башкир в эпоху наполеоновских войн
04.03.2012, 11:09
Историю героического участия башкир в наполеоновских войнах невозможно изучить, не рассмотрев предварительно характер вооружения и снаряжения башкир в это время, не оценив уровень развития военного искусства, ратных традиций. Нахождение в военно-служилом сословии, пограничная служба на юго-восточной границе страны – все это вело к интенсивному развитию военной организации башкир, интересу к военному искусству.

С раннего детства мальчиков сажали на коня и обучали навыкам обращения с оружием, меткой стрельбе из лука. Ношение оружия мужчинами при выезде за пределы кочевья, как и у всех жителей степи, было обязательным. Военная организация башкир опиралась на степную, ордынскую традицию, ее основы заложил Чингисхан.

Необходимо отметить, что в XVI–XVIII вв. постоянного башкирского войска как отдельной структуры не существовало. Профессиональные военные – тарханы, батыры (от монг. богатур, бохадур), имевшие определенный опыт военной службы и хорошее вооружение, были малочисленны. Если тарханское звание передавалось по наследству, то батыром мог стать любой сильный и отважный воин.

Большую часть составляло родовое ополчение, в которое входили все мужчины, способные держать оружие. Отличительным качеством башкирского воинства был его однородный состав – конный, что предполагало высокую мобильность и боевую мощь, возможность использования различных тактических приемов ведения боя, а наличие у всех воинов лука и стрел позволяло вести бой на дистанции.

В XVI–XVIII вв. военные отряды башкир были организованы по десятичной системе: тысячные, сотенные, полусотенные. Но уже во время русско-шведской войны 1788–1790 гг. башкиры получили полковую организацию. Она была заимствована у донских казаков, которые из иррегулярных войск первыми интегрировались в военную структуру Российской империи.

Еще одной особенностью этой войны было то, что башкиры участвовали в боевых действиях вместе с регулярными войсками, иногда в спешенном строю, а по её завершении получили учреждённую для всех участников наградную медаль. Все эти преобразования были результатом реформ российской кавалерии, проводимых Г.А. Потёмкиным.

Прямым следствием реформ в отношении иррегулярных войск юго-востока России было введение в 1798 г. по инициативе Оренбургского военного губернатора О.А. Игельстрома кантонной системы управления в Башкирии, которая охватила башкир, мишарей, ставропольских калмык, уральских и оренбургских казаков. Таким образом, во многом благодаря Потёмкину в отношении казачества и национальных войск на рубеже XVIII–XIX вв. произошел отход от прежней архаичной системы организации иррегулярного войска, в том числе и башкирского, и переход её на более высокий уровень.

В 1811–1814 гг. башкирский полк насчитывал 500 рядовых, или «башкирцев» по терминологии того времени, 10 пятидесятников («урядников»), 5 хорунжих, 5 сотников, 5 есаулов (обер-офицеры), командира полка и его помощника – старшины (штаб-офицеры). Из нестроевых чинов в полку были – писарь, квартирмистр и полковой мулла. Итого – 530 человек. Все эти чины были из башкир.

Большинство башкир обер- и штаб-офицеров были зауряд-чинами, т.е. их чины не были уравнены с «Табелью о рангах», и считались таковыми только во время службы. Небольшая часть башкир – командиры полков и их помощники, имели действительные армейские чины: прапорщика, поручика.

В процессе боевых действий некоторые башкиры, проявляя героизм и отвагу, были награждены орденами, что в то время сразу давало первый офицерский чин и право на дворянство, иные за отличия получали действительный офицерский чин в качестве награды. Возглавлял полк командующий – офицер российской армии, его сопровождал в качестве писаря унтер-офицер или рядовой из его части (в основном это гарнизонные батальоны, расположенные на Оренбургской пограничной линии), и один-два денщика. В случае назначения нового командующего полком, прежний офицер оставался при нем в качестве прикомандированного.

Полковая организация приближала русскую иррегулярную конницу к, если так можно выразиться, «европейским стандартам» войны, позволяла оптимально использовать национальные и казачьи части, одинаковые штаты позволяли штабным офицерам оперативно решать вопросы боевого планирования, снабжения и передвижения войск. Попав в армию, башкирские полки вместе с казачьими входили в казачий корпус М.И. Платова; с казачьими, гусарскими и драгунскими полками в отдельные отряды, возглавляемые русскими офицерами и генералами (Н.Д. Кудашев, М.С. Воронцов, М.С. Волконский, А.Х. Бенкендорф, К.О. Ламберт, М.М. Свечин), вместе с ополчением в корпус П.А. Тол­стого, с резервными войсками в Польскую армию Л.Л. Беннигсена.

Поскольку полки были конными, никаких повозок в них не полагалось, воины имели лошадь строевую и под вьюком (с имуществом). Вьючная лошадь, в случае гибели строевой, служила ей временной заменой. Соответственно никаких юрт и иных тяжестей в башкирских полках не было. Соотношение строевых и вьючных лошадей в 1–6-м башкирских полках по штату было одинаковым, а всего – 1060, в полках 7–20-м – 780, поскольку здесь вьючных лошадей полагалось 250, т.е. одна на двоих.

Сокращение штатного количества лошадей, вероятно, было сделано для быстроты комплектования полков и скорейшей отправки их к армии. Известны по рапортам настоящие цифры количества лошадей в некоторых полках. В конце 1812 г. во 2-м Башкирском полку было – 998, 6-м –1024, 7 и 9-м по 804, 8-м – 489 (после событий в Самаре), в 10, 12, 13, 14, 20-м по 768, 11-м – 764, в 16, 17, 18-м по 750, 19-м – 798 лошадей. В 1-м мишарском полку – 804, во 2-м – 796 лошадей.

Кроме лошадей по штату, чиновники и рядовые башкиры могли на свое усмотрение иметь дополнительных лошадей, но кормить их они должны были за свой счет, поскольку фуражные деньги выделялись исключительно на штатных. Как правило, большинство чиновников имели личную вьючную лошадь, а командир полка и его помощник — по 2–3 строевые. Фуражное довольствие определялось ещё павловскими нормами, утверждёнными 19 сентября 1797 г. Согласно им, при нахождении иррегулярного войска в походе «от домов своих далее ста верст, то лошади удовольствуются сухим фуражом только зимнее время по климатам, фураж отпускается в натуре единственно на строевых лошадей, а на вьючных платятся деньги по тем ценам, по каким сено и овёс заготавливаются, летнее же время они находятся на подножном корме».

В 1812 г. в Оренбурге из Провиантского департамента на провиант и фураж выдавалась сумма в 5 тыс. руб. на каждый башкирский полк. Деньги были нужны для закупки фуража, а его достаточного количества на маршрутах движения армии заготовлено не было, подножного корма не хватало, поэтому передвижение башкирской конницы командование осуществляло отдельными полками, либо бригадами из двух, очень редко трех полков. Собрать в одном месте более трех полков, а это 1600 воинов и 2250–2300 лошадей, было бы самоубийственно для последних. Поэтому красивые картины о сборе большой массы башкирских полков в одном месте – вымысел, не имеющий ничего общего с реалиями действительности.

Башкирская лошадь круглогодично содержалась на пастбище, легко переносила сильные морозы, могла питаться в степи зимой, разгребая копытами (копытить) снег, чтобы достать траву (тебенёвка). Лошадь была невысокого роста, около 140 см в холке, с крупной головой, короткой шеей, короткими и крепкими ногами, крупными копытами. Она отличалась необычайной выносливостью, легко преодолевала большие расстояния, была неприхотлива в питании, быстро обучалась.

Русский офицер, проезжавший по Оренбургской линии в начале XIX в., особо отметил, что: «башкирские лошади очень легки и гораздо выносливее европейских». Немецкий пастор Д. Бауке так записал об увиденных им башкирах в 1813 г.: «Они скакали на маленьких, по всей видимости, очень выносливых конях, покрытых деревянными седлами».

Башкирские лошади были преимущественно гнедой, буланой, саврасой, рыжей, мышастой, серой и игреневой масти. Например, в «Кахым-туря» сохранилось описание скакуна героя, имевшего игреневую масть. Очень часто у современных художников в качестве образа «Северного амура» бытует хрестоматийная картина башкирского воина в хвостатой шапке, верхом на высоком коне, обязательно белой масти… На самом деле – это фантазия людей, не разбирающихся ни в истории, ни в лошадях, она навеяна стереотипами картин о Первой конной, характерных для творчества Студии военных художников им. М.Б. Грекова.

У башкир издавна существовал культ коня. Перед походом лошадей откарм­ливали, надевали украшенную металлическими бляхами сбрую, расчесывали гриву. Если в Европе по моде того времени лошадям подстригали гриву и хвосты, то башкиры этого не делали. Для походов использовали лошадей (кобыл), и меринов (кастрированных жеребцов). Как и все кочевники, башкиры лошадей не подковывали, поэтому кузнечное дело у них не получило широкого развития.

На боевых лошадях башкиры обязательно использовали стремена – металлические или деревянные. Вместо шпор башкиры, как и все степные народы, употребляли плетку. Седла имели высокую переднюю луку, которую башкиры использовали при атаке противника, имевшего защитный доспех (панцирь, кольчугу), как упор для копья, направленного вперед. Она же служила для крепления аркана. Зачастую передняя лука имела резное навершие в виде утиной, змеиной или медвежьей головки. Еще одним наследием Чингисхана было законодательное закрепление за конкретным родом имевших иранское происхождение и ранее существовавших у башкир тамг – знаков родовой собственности, которыми таврили лошадей.

Командир отличался богато украшенными серебром конской сбруей и седлом, а также значком на наконечнике копья в виде небольшого флажка-флюгера. По документам известно использование башкирами таких флажков-флюгеров белого, зеленого и красного цветов. К сожалению, на сегодняшний день источники не позволяют отнести к конкретному башкирскому родовому подразделению определенный цвет значка.

В XVIII в. академик И.И. Лепехин, находившийся среди башкир, описал сбор отряда, направлявшегося на Оренбургскую линию: «Стройное их ополчение во всем с казацким сходствуют: каждый из них имеет по две лошади осёдланных, дабы в случае нужды в дальной путь пуститься можно и запастися нужным припасом. Оружие их наиболее составляют стрелы и копья; а ружья редкие имеют. Толпы свои означают значками и разделяются во все по казацкому уставу. Всего приятнее было смотреть на их неустрашимость и охоту, с какою они шли против своих неприятелей».

В отношении сёдел и сбруи сохранились воспоминания попавшего в плен гусарского офицера, вестфальца Э. Рюппеля. Он, будучи весьма наблюдательным человеком, встретив осенью 1812 г. башкирские полки, двигавшиеся к армии, описал увиденных им башкир: «Офицеры носили красные шапки, темно-синие меховые кафтаны, перевязь сабли и уздечка у них были украшены серебром, сбруя у них на манер казачьей. Еще я должен заметить, что во всех казацких, калмыцких и башкирских частях знаком высокого ранга является седло, искусно украшенное слоновой костью, перламутром, серебром или золотом».

Какова была судьба лошади, если её хозяин умирал в походе или погибал в бою? Существует красивая легенда, что её берегли, она сопровождала полк, а по возвращении передавалась родственникам погибшего. Никто в этом случае почему-то не предполагает, что лошадь необходимо ежедневно поить, кормить, чистить, следить за её состоянием. Всё это проделывал со своей строевой и вьючной лошадью каждый кавалерист, а еще он должен был воевать, содержать в исправности оружие и амуницию.

Сколько времени оставалось для дополнительных лошадей? В условиях повальной бескормицы, когда регулярная, казачья и башкирская конница выедали в округе всю траву до черной земли, держать при полку лошадей, на которых по штату фураж уже не полагался, было физически невозможно. Сохранившиеся архивные документы показывают, что было на самом деле.

Обратимся к рапортам 10-го Башкирского полка за 1814 г. Так, 7 января умер башкир Карабай Аблаев, его лошадь продали; 16 февраля получено известие, что оставленный по болезни в Пензенской больнице башкир Хусейн Даутов умер, его лошадь была продана, деньги за нее прислали в полк, и на них купили строевую лошадь; 17 марта умер Агитисам Абдулменяев, его лошадь продали башкиру из полка, не имеющему лошадь и т.д.

Как видим, оставшаяся без хозяина лошадь сразу продавалась, её покупали либо сами башкиры, потерявшие собственную, либо местные жители, деньги пересылались в полк. Вырученные от продажи деньги хранились при полку, а по возвращении передавались родственникам погибшего. В отдельных случаях, об этом сохранились предания, в том числе и у немцев, живущих в окрестностях Лейпцига, лошадь после смерти хозяина умерщвлялась и закапывалась рядом.

Здесь речь идет о существовавших у башкир доисламских верованиях, связанных с культом коня, эти случаи единичные, умерщвление и захоронение коня осуществлялись как последняя воля покойного. Таким образом, кстати, могла и вернуться домой под седлом башкира, выкупившего во время похода лошадь погибшего. Родственники последнего могли её выкупить вновь и соответственно после её смерти совершить ритуальное захоронение. Но в любом случае надо иметь в виду, что речь идет пока что о двух известных из фольклора сюжетах, связанных с ритуальным захоронением коня героя.

Солдаты российской армии, когда шли в атаку, кричали «Ура!», казаки свистели и гикали. У башкир каждый род имел свой боевой клич, данный ещё Чингисханом, он кричался во время боя для устрашения противника и поднятия собственного боевого духа. В башкирских шежере, например, сохранились боевые кличи рода юрматы – «Ак тюбя!», башкир-кипчаков – «Туксаба!».

Остается открытым вопрос, какие боевые кличи кричали башкиры в 1812–1814 гг. В качестве предположения можно считать, что в сотнях, сформированных по родовому принципу, могли кричаться родовые кличи, но, скорее всего, поскольку полки формировались по кантонам и даже из нескольких кантонов, башкиры в бою кричали общепринятый мусульманский – «Алла Акбар!».

Применение боевого клича башкирами описал противник. В бою под Миром в 1812 г. польские уланы были атакованы башкирами 1-го полка и калмыками, в своих мемуарах выживший улан записал: «Я никогда не слышал воя столь ужасного, чем тот, который поднялся в этот момент».

В 1813 г. во время Лейпцигского сражения атаку французов башкирами описал генерал М. Марбо: «В мгновение ока башкиры с громкими криками окружили наши эскадроны и забросали их стрелами».

Во время походов башкиры находились в военных отрядах вместе с донскими казаками. От них они заимствовали многое, в том числе знаменитое гиканье, о чем свидетельствует известный в литературе «Рассказ башкирца Джантюри», записанный В. Зефировым: «мы вскочили на коней, пики припёрли к седлам и с гиком бросились на злодеев».

В ходе наполеоновских войн башкирская конница продемонстрировала свои лучшие качества, а её военное искусство непрерывно развивалось и обогащалось. Она равным образом хорошо противостояла как легкой кавалерии противника, так и пехоте, была незаменима в арьергарде, авангарде, партизанской войне. В отличие от регулярной армии, башкиры вели активные боевые действия даже ночью.

Уже в 1813 г. башкирская конница могла совместно действовать не только с казаками, но и с частями регулярной кавалерии, гусарами, уланами, что предполагало знание её офицерами кавалерийских уставов, команд, понимание тактического замысла командования. Всё это показывает возросшее мастерство и опыт командиров-башкир. В ходе войны они учились у казаков, у офицеров регулярной армии, наконец, у своего противника.

Военная организация башкир в эпоху наполеоновских войн 1807–1815 гг. в структурном и тактическом отношениях носила европейский характер, но с сохранявшимися элементами ордынской традиции. Её отличительными качествами были: мобильность, выносливость, однородный состав подвижного конного войска, наличие опытных командиров, крепкая дисциплина, достаточная воинская выучка, большой конский резерв. Немаловажную роль играли массовая отвага и самоотверженность башкир, их патриотический настрой. Все это позволяло башкирским воинам с успехом противостоять легкой европей­ской коннице (польской, немецкой, французской).

Отличительными чертами башкирской конницы были неутомимость, храбрость, сплочённость. К числу частных недостатков можно отнести языковой барьер между русскими командирами и башкирами, а также недостаточную обеспеченность современным холодным и огнестрельным оружием в начальный период войны.

Серьезную роль играл культурный барьер в развитии военного искусства, связанный с тем, что русское командование со времён Петра Великого исповедовало европейскую философию военного дела, с известной в ней сменой лидеров (шведы – пруссаки – французы), в то время как у башкир и других представителей национальной конницы только происходил переход от традиционной ордын­ской тактики к европейским принципам ведения войны.


Источник - vatandash.ru
Категория: Российская история | Добавил: РФ
Просмотров: 3731 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
tag to the of your page -->
avatar
Кугарчинская ЦРБ © 2024