Нож с резной рукоятью[1]

Темной ночью виденье явилось ко мне,
Обожгло наваждение это.
Не пойму, наяву или было во сне:
Ты другого ждала до рассвета.

Я проснулся в тревоге, поверить не мог
В эту явную чушь и в томительной скуке
Стал, невольно ревнуя, отсчитывать срок
Затянувшейся нашей разлуки.

Нет, я в сон не поверил ничуть, но и все ж
В непонятном каком-то угаре
С рукояткой резной отшлифованный нож
Я купил на прошедшем базаре.

Проходящей мимо

Ножки в туфельках, губы вишенкой,
Платье рвет молодая грудь.
Взгляд мой пламенный – лишь завижу я –
За тобою вслед чертит путь.

Зубы – жемчуг, пряди – облако,
Стан – в соперниках у тростника.
Ты красавица, если около,
И такая же издалека.

Солнца этого мне немножко бы,
Хоть глоток один да урвать!
Красоту твою – черпай ложкою,
Веки вечные не исчерпать.

Написал сейчас…
Ох, не выдержит,
Коль прочтет их, моя жена, –
С головы моей все повыдерет
До последних корней она.

Откровение жене

Я скучаю по тебе, скучаю,
Даже если рядом ты со мной.
Многих я красавиц замечаю,
Только не сравниться
Им – с тобой.

Поклоняюсь
Ласковой и милой,
Потому что
В круговерти дня
Простотой своей приворожила,
Добротой уберегла меня.

Ты – моя богиня и царица,
Мой неиссякаемый родник.
Пью тебя
И не могу напиться –
На коленях я,
К тебе приник.

Жизнь моя,
Любовь моя и гордость,
Праведная жилка у виска.
Ты даешь решительность и твердость
В дни,
Когда грызет меня тоска.

Все, до самой маленькой крупицы,
Отдала мне,
С юности любя.
Если б снова довелось влюбиться,
Я б влюбился заново
В тебя.

Стихи без любви[2]

Наша жизнь как колесо летит –
То придавит,
То закрутит смертно,
За добро по-царски наградит,
Зло накажет,
Как всегда, примерно.

Человек,
Плодом трудов своих
Ты доволен?
Так ли силы тратишь?
Не из слез ли сирых и больных
Ты свое благополучье ладишь?

В дни, когда отступник и делец
Вновь жиреют
Там, за океаном,
Ты хоть раз подумал наконец
О земле,
О Родине –
О главном?

Для кого нужны
(Нам не узнать)
Эти войны и игра в «свободу»,
И на чью мы мельницу опять
Льем свой пот
И рек хрустальных воду?

Почему заморские купцы
Вдруг Урал твой древний полюбили?
Нет ли здесь известной хитрецы –
Отхватить ломоть земли обильной?
Сколько уж веков
Подряд идет
Драка за угодья и богатства –
Кто побольше схватит,
Кто вперед…
Тут не обойдешься без коварства.

Все вокруг сумел туман застлать,
Вера гаснет,
Голоса не слышно…
Про любовь хотел я написать,
Но опять,
В который раз,
Не вышло…

Спившейся женщине[3]

Бесприютная, жалкая, возле вокзала
Ты с бутылкой в руке примелькалась давно.
Что тебя с окаянной так крепко связало,
Отлучило от близких, толкнуло на дно?

Не от горькой любви ли своей без оглядки
В алкогольные кинулась ты миражи?
Я гляжу опечаленно, строю догадки –
Ты ведь правды не скажешь, привыкла ко лжи.

Может статься, змеиное жало навета
Уязвило тебя, и несносную боль
Приглушало вино, а потом незаметно
Всем твоим существом завладел алкоголь.

Или, скажем, в дыму ресторанного зала,
Где бутылки и рюмки – верховная власть,
Каждый вечер «любовь» ты, как платья, меняла,
Веселилась в богатых компаниях всласть.

Не скупясь поначалу, платили кутилы
За доступность твою, за «умение жить».
Ты смеялась, а совесть, наверное, ныла, –
Напивалась, чтоб голос ее заглушить…

Не познала ты светлых забот материнства
И – живая – для прежних друзей умерла.
Начиналось с веселья, закончилось свинством, –
Никого не стесняясь, сосешь «из горла».

Метой смерти твой лоб посиневший помечен,
И в бутылке осталось всего на глоток…
На, купи еще – больше помочь тебе нечем, –
Веселей подведешь неизбежный итог.

Жене друга

Глаза –
Бездонные озера
Под новолунием бровей –
Блестят, притягивая взоры
К завидной внешности твоей,
Обозначают их границы
Твои чудесные ресницы –
В них можно, право, заблудиться,
Как средь прибрежных камышей.

Ты в красоте с березкой споришь,
И не унять мне в сердце дрожь,
Когда соловушке ты вторишь,
Когда лебедушкой плывешь
Иль царственно, без спешки лишней,
Привычке следуя давнишней,
Из шелка кос, что дал Всевышний,
Себе корону создаешь.

Я бьюсь, как пойманная птица,
И в мыслях от тебя бегу,
Такой беды, как говорится,
Не пожелаешь и врагу:
Хотя душа моя томится,
Не вправе я в тебя влюбиться
И горем этим поделиться
С ближайшим другом не могу.

Дилемма

Еда еще с утра припасена,
Есть и бутылка доброго вина,
С красавицей сижу наедине,
Но нет желанной радости во мне.

Луна всплывает, окна осветив,
Звучит приятный в комнате мотив,
Свеча струит на стол интимный свет,
Пора б открыть вино – желанья нет.

Все, что мужчине нужно, – вот оно:
Уютный вечер, женщина, вино,
И гостья так красива и нежна,
Но не она – другая мне нужна.

Не здесь, в далеком встретил я краю
Любовь мою, соловушку мою.
О ней одной мечтаю, но пока
Она недостижимо далека.

Она лучистой звездочке под стать,
А звездочку попробуй-ка достать!
Но я о ней мечтаю все равно…
Не хочется мне открывать вино.

Сны старого Дон Жуана

Не вычеркнуть из памяти былое.
Я уж не тот, каким когда-то был,
Но в снах моих по-прежнему со мною
Красавицы, которых я любил.

Ах, сколько их, блистательных красавиц,
К чьим стройным ножкам счастьем было пасть!
Какую, в их объятия бросаясь,
Испытывал я в молодости страсть!

Сам – сват, сам – воздыхатель, сам – священник,
Сердца я без обрядов сочетал
И власть горячих чувств всевластью денег,
Как злу – добро, всегда предпочитал.

Готовому влюбиться много ль надо!
Я вспыхивал от малости любой –
Улыбки, жеста, ласкового взгляда,
Вплетенной в косу ленты голубой…

Меня пленяли то изящным станом,
То нежным словом, то сияньем глаз,
И, черт меня дери, скрывать не стану –
В подобный плен я сдался б и сейчас!

Ну вот, разволновался, извините!
Должно быть, дело в том, что до сих пор
Былые чувства я свиваю в нити
И тку любви узорчатый ковер.