Федор Саглаев - Я пришел к тебе, отец!
| 03.02.2014, 19:41 | |
| Саглаев Федор Филиппович - родился в 1950 году, проживает в х. Курт-Елга Кугарчинского района. В 1975 закончил факультет русского языка и литературы Стерлитамакского ГПИ. Преподавал в школе, работал в районной газете. Рассказ написан в 2009 году на литературный Всероссийский конкурс им. В.И. Белова «Все впереди». Петр Угрюмов стоял у обочины дороги, на окраине небольшого рабочего городка. Он возвращался из далеких краев. Сердце рвалось быстрее добраться до родных мест. До них оставалось немного. Однако первую попавшуюся машину останавливать не торопился почему-то, сам того не осознавая. Рассеянным взглядом посматривал на дорогу. Ехала очередная иномарка. За рулем сидела симпатичная блондинка с голубыми глазами. Это Петр ясно увидел, потому как, подъезжая к нему, она замедлила ход своей машины. Но он не собирался голосовать. И роскошный джип медленно проезжал мимо него. Отъехав уже несколько десятков метров, вдруг остановился «Мало-ли что?.. – подумал Петр. И повернул голову в другую сторону. Потом опять машинально вернул ее обратно. Машина по-прежнему стояла. Через минуту из нее вышла молодая, ладная собой, особа. Стала внимательно смотреть на него, мужчину выше среднего роста, в черной рубашке с засученными рукавами, в светлых брюках, с короткой аккуратной стрижкой темно-каштановых волос с проседью, стройного, подтянутого. Петр невольно подошел, оставив большую дорожную сумку на месте. Дама заговорила первой. - Куда Вам? Я еду в райцентр Мрачное. - Идет. Петр вернулся за сумкой. Пока ходил за ней, хозяйка иномарки предусмотрительно открыла багажник. И он быстро и легко, точным движением руки поставил свой, довольно тяжелый багаж на свободное место. Сели одновременнно. Машина плавно тронулась. Быстро набрала обороты и взяла крейсерскую скорость – сто сорок. «Ничего, нормально едет, легко», - отметил про себя Петр, погруженный в свои мысли. Так ехали несколько минут. Молча. Дама прервала молчание: - Куда же все же Ваш конечный путь? - Туда… обратно в детство… - А откуда Вы? Пассажир неожиданно усмехнулся - Хм… Оттуда!.. Из детства!.. - Кажется, кто-то об этом говорил…- оживилась блондинка, - «Я родом из детства!» - Кажется… да… - равнодушно ответил Петр. - Не француз-ли? – не унималась дама. - Француз, француз… - усмехнулся опять пассажир. - Вы не любите Сента Экзюпери? – продолжала улыбаться она. Петр вдруг резко с какой-то своей, необъяснимой даже для самого себя затаенной болью в голосе, глухо ответил: - Я люблю Шукшина, Василия Макарыча. Сегодня ему, кстати, день рождения! 80 лет! Может выпьем за него? У меня есть… - Вы что?! – мне нельзя. Я же за рулем – испугалась дама. - Я знаю. Так я… - Петр с тоской отвернулся к окну. Дама между тем с улыбкой заметила – Вы все время придирчиво смотрите, как я веду машину… Меня, кстати Ольгой зовут. Она выделила «кстати». - Петр, - в тон ей, сухо, ответил он. И добавил после паузы помягче… - Филимоныч. - Вы, Петр Филимоныч, какую машину водите?.. Петр промолчал. Ольга опять заговорила - Или, может, водили… Ну вообще, какую марку предпочитаете? Петр опять не ответил. Ушел в себя. Дама тоже замолчала, чуть поджав свои припухлые красивые губки. Петр, взглянув на нее боковым зрением, невольно отметил про себя… «Какие у нее красивые и такие-добрые голубые глаза!.. Странно однако… что-то они мне напоминают, а что-непонятно?..» - Я, Оля, предпочитаю «Су» - «Судзуки», что-ли? – не поняла Ольга - Ага! – усмехнулся Петр с горькой злой иронией. И, сжав зубы, и глядя в боковое стекло, процедил. - А по дорогам машины, машины… Все больше чужие… «Тойоты», «Судзуки». А пьяному люду пустые корзины… Не всех еще, видно, ограбили, суки!.. - Вы недовольны жизнью? - Я доволен, Оля! И сыт! Под завязку! Петр продолжал смотреть в боковое стекло. Проезжали мимо знакомого села. Показался белый купол на новом здании церкви. - Какая красивая стала! – вырвалось у Петра. - А раньше в ней находился склад колхозный. А наверху много лет стоял скособоченный крест, как укор. Говорили, что не могли стянуть его, не поддавался почему-то… - Сейчас здесь монастырь,- сказала Ольга. - Монастырь? – удивился Петр. Его вдруг осенило… - Это… Ольга, остановите, пожалуйста! Я сойду. Мне в храм надо. Ольга сбавила газ, затормозила, удивленно посмотрела на пассажира. Потом спокойно проговорила: - Ну, давайте зайдем вместе. Мне тоже интересно в храме побывать. - Хорошо! Спасибо! – Петр взглянул на нее с благодарностью. Подъехали к зданию. Вышли из машины. Петр зашел первым. Ольга за ним следом. Внутри храма находились несколько пожилых женщин. Они о чем-то тихо разговаривали между собой. Видно служба уже закончилась, Петр ощутил осязаемый покой, который стал спускаться на него. В это время из алтаря вышел и сам священник во всем своем облачении. Петр не стал раздумывать и сходу обратился к идущему навстречу. - Мир Вам! Как быть, святой отец? Как пожелать царства небесного русскому писателю? Свечу поставить или как? И не успел докончить свой вопрос, как услышал ответ. - А мы сейчас и свечу поставим, и панихиду отпоем. И сам зажег свечу и сразу же начал проводить панихидную службу. И когда пропел проникновенным и трагичным басом: «Покой, Господи, убиенного раба божьего Василия!..» Петр удивленно проговорил сам себе: «Значит так… Значит верно… Как Есенина… Затравили и… Значит не случайно…». И погрузился опять в свои размышления и загадки. И очнулся уже тогда, когда обряд панихиды закончился. Он все еще никак не мог понять, что произошло. Подошла пожилая миловидная женщина в черном одеянии, обратилась к священнику: - Отец Михаил, трапеза готова. - Хорошо, матушка Стефания. Сейчас. И обратился к Петру и Ольге: - Прошу с нами на трапезу! Отказываться в таких случаях не принято. Да и желания такого у обоих не было в эту минуту. Они охотно последовали за отцом Михаилом и матушкой Стефанией в трапезную. День был субботний, посему на стол подали скромную, но не постную пищу: щи, яйца, монастырский творог со сметаной. Сели молча. Отец Михаил посмотрел на матушку Стефанию и тихонько сказал: - Матушка, принеси-ка нам с офицером, кагора. «Откуда он знает?» - Петр машинально скосил глаза поочередно на свои плечи, на которых совсем еще недавно действительно были погоны. «Странно-странно…» - подумал он, явно заинтригованный, но промолчал. Между тем матушка Стефания принесла бутылку «Кагора» и рюмки и поставила их на середину стола. Отец Михаил разлил сам по рюмкам. Потом встал. Все последовали его примеру. И, перекрестясь, произнес: - За упокой души раба божьего Василия! Писателя земли нашей Русской! Многострадальной! За сына ее верного! Аминь! И выпил первым. Петр следом опрокинул свою рюмку в пересохшее вдруг горло. Женщины символически пригубили только, отпив по глотку. Сели. Стали обедать. Еда показалась Петру удивительно вкусной. Из трапезной принесли еще пирог с рыбой. Отец Михаил наполнил еще в рюмки себе и Петру. Опять перекрестился. И теперь, уже не вставая, опять торжественно, и в то же время очень просто, мягко проговорил: - А теперь за здравие присутствующих и всего нашего народа! И опять выпил первым. Петр специально ждал этого, чтобы только после него выпить свою рюмку. Он чувствовал себя неловко. Непривычная была обстановка для него. В конце обеда отец Михаил истово помолился. Все встали, вышли из-за стола. Гости поблагодарили за трапезу. Петр первым направился в основной зал и стал искать глазами ящик для пожертвований. Увидел его. Подошел. Незаметно сунул в отверстие голубую купюру. Когда уже все оказались в зале, отец Михаил предложил выйти в монастырский сад. В нем находилась деревянная беседка с небольшим деревянным же столиком и лавочками по бокам. Принесли. Ольга вдруг встрепенулась… - Подождите, сейчас я!.. – побежала назад в здание. Петр понял – к ящику. «Молодец какая!» А вслух проговорил… неожиданно для самого себя. Как доползу до порога родного, Где бы была мне такая подмога!.. - Будет! – твердо сказал отец Михаил. – И… это… Приглядись к ней внимательно. Она тебя узнала. И ты ее вспомнишь! Ничего случайного в этой жизни не бывает. На все воля Божия! - Сейчас душа твоя плачет, - продолжал он, но плачущей душе сам Бог помощник и заступник. - Душа плачет не только о себе, отец Михаил. Мы сейчас как коллективный Егор Прокудин из «Калины красной». «Опускаемся все ниже и ниже»… Даже самим интересно. В это время Ольга вернулась из церкви. Подошла, молча села около матушки Стефании. Потом они отошли с нею в сторонку, о чем-то разговаривая между собой. Некоторое время сидели молча. Петр опять продолжил свою невеселую мысль: -… Как в песне…«Горит, горит село родное. Горит вся Родина моя!..» Только пламени открытого не видно. Тайно горит. Унижены и оскорблены. И обворованы. Без боя. Во как! Кто же мы такие есть?!. И он взглянул отцу Михаилу в глаза. И удивился увиденному. Глаза у него были глубокие, темные, печальные… А сами вроде как смеются… он обхватил рукой свою густую, черную с сединой бороду и облокотился на стол. И задумчиво смотрел на стоящую против беседки яблоню с зелеными, крупными яблоками. Потом посмотрел, в свою очередь на Петра. - Бои-то у тебя у самого были? - Были… - кратко ответил Петр. - Ну вот!.. А говоришь без боя!.. - Да это другие бои… Приказали. Даже не знаешь… И не веришь тому, кто приказал. А ему тоже приказали. И он не верит тому, кто приказал. А без веры… Кто у власти – то?.. Коллективный Чубайс?.. Какая им вера? Вопрос в другом, отец Михаил. Почему?.. Над нами так надругались?.. Почему позволили мы?.. - Об этом мы еще с тобой поговорим! – спокойно ответствовал он. – А сейчас поезжайте с Богом! Домой. Женщины уже подошли к ним. И слышали последние слова отца Михаила. Тот вдруг взял за руку Петра и подвел ближе с Ольге и перекрестил обоих трижды, улыбнулся при этом загадочно. Уже в машине, когда отъехали, Петр стал размышлять вслух! - Да-а… Непростой он, отец Михаил. Очень непростой. И очень интересный!.. - Говорят, он бывший военный, - откликнулась Ольга. – Настоятель этого монастыря. Игумен. - Вот как?! – опять удивился Петр. И замолчал, погрузившись в свое. И не заметил, как заехали в райцентр. Очнулся, когда машина остановилась на площади, которую он поначалу даже и не узнал. Настолько все сильно переменилось на ней за время его отсутствия. - Да-а… Вот и село «Веселое». И фамилия моя тоже «веселая»… - мрачно пошутил он и полез в карман… И увидел в глазах у Ольги укоризну себе. - Я Вас до дома довезу. - Не обижайся, Оля! – Тогда вези меня на хутор!.. - Тут… два километра… - Я знаю. Выехали за село. Тут же на пригорке показался хутор. У Петра заколотилось сердце. - Дом у меня заколоченный, Оля! – сжав челюсти, проговорил Петр. - Давай сначала к отцу и к матери на погост. Вон, слева, кладбище, видишь? Ольга мотнула головой, сбавила газ, переключилась и, свернув в сторону большой голубой ограды, подъехала прямо к воротам. Петр, рывком открыв дверь, выскочил из машины и прямиком направился к знакомой ему могиле, сходу опустился пред ней на колени.. к горлу подкатил ком. Глаза затуманились. - Я пришел к тебе, отец! Вот он я!.. Твой сын, майор Петр Угрюмов!.. Военный летчик первого класса… Голос его надтреснул, стал глуше. - Отлетался я, отец!.. Отлетали меня!.. Эти… Хозяева жизни… Он достал из нагрудного кармана рубашки белую, лощеную, гербовую бумагу, развернул ее, стал читать. - Уволен из военно-воздушных сил по сокращению штатов. Вот так они решили мою судьбу!.. Говорил же мне еще тогда… ныне отставной генерал бывшего высшего военного летного училища… прославленного Оренбургского… которого уже тоже больше нет… «Способный ты!.. А они не любят способных. И они будут стараться ликвидировать главную ударную силу. Боятся они своей Армии… а своя ли она для них?.. Петр остановился на мгновение, перевел дыхание. Увидел возле себя Ольгу с влажными, припухшими глазами. Обратился к ней - Эх… Там в сумке у меня бутылка коньяка. Принеси, пожалуйста! Отца надо помянуть. И мать. К матери потом. Она повыше… Ольга принесла бутылку с коньяком, хлеб, колбасу, рюмку. Петр открыл бутылку. Увидел стакан в углу ограды отцовской могилы, взял его и наполнил наполовину. И в рюмку тоже налил. - Давай, Оля, помянем отца моего. Тут рядом уже. Триста метров до дома… - и, посмотрев на нее, хмыкнул… - Хм, наши мужики иногда перед полетом клали за пазуху грелки со спиртом. И никогда никаких происшествий не было. Вот отец бы тоже подтвердил… Помню рассказывал… Он от начала и до конца в войну на передней линии фронта был. И в Берлин въезжал на "Студебеккере". Вот он говорил тоже о том, как едешь, бывало, по трассе вдоль линии фронта, перегруженный снарядами… отцедишь кружку спирта из бака (тогда машины работали на спирту)- и ни в одном глазу!.. Потому как напряжение смертельное… Ну, ладно, как хочешь, а я помяну. И выпил разом. Ольга, глядя на него, тоже немного отпила и сказала – а остальное около мамы твоей… Петр поднялся с колен, он так и пребывал все это время на коленях, и направился на восточную сторону, чуть выше от этого места, где они были с Ольгой. Подошел к кресту, опять опустился на колени. - Матушка моя, родная!.. Прости меня!.. Долго я не был у вас обоих!.. - Вот… Оля! Ты все хотела сноху увидеть при жизни, а ее все не было и не было… Она, конечно, тоже… может давно уже чужая сноха… но она бы тебе приглянулась… Ольга почему-то заплакала после его слов. Да так горько, что Петр пришел в замешательство. А она подняла вдруг на него свой заплаканный взор и спросила в упор: - Сашку Барсукова помнишь? - А как же! Земляк и однокашник, и друг. А что? - А я его племянница, Олечка… Петр вдруг зримо представил себе веснушчатую, беленькую девочку-подростка… И, обескураженный и смущенный, пробормотал… - Как же это я… не узнал-то?.. Сразу-то?.. Да и как узнать?!. Такая Василиса Прекрасная получилась!.. Надо-же!.. - Кх! – Он наполнил стакан еще наполовину. Ольге доливать не стал, как она сама предупредила только что. - Ну, вот, маманя!.. А мы с ней давно знакомы!.. Ну хорошо же это! Хорошо! Про Сашу потом поговорим А сейчас… он поднес стакан к устам… и пригласил Ольгу. И выпил медленно, с расстановкой по глоткам. Ольга пригубила свои остатки. Петр посмотрел на нее, улыбнулся. - Ну, теперь, пошли, - поклонился он на все стороны и направился первым к выходу, не оглядываясь. Ольга догнала его. Из ворот вышли вместе. Молча сели в машину. Он опять посмотрел на Ольгу и опять улыбнулся. - Оля, ты не оставляй меня сейчас одного, если можешь… Давай, Одя сделаем так… Оставим машину у меня во дворе и пойдем к тетке. Ты ей не говори ничего пока… Она примет тебя за жену, я ей потом все объясню. Дядя туда прийдет сразу. Пока мы с тобой тут были… в деревне уже всё знают… сама увидишь. Застолье, естественно, устроют… Закат уже, смотри!.. Вот!.. Переночуешь у тетки… - У меня завтра у своей тети день рождения. - Ну, вот и хорошо. С утра и поедешь к своим. Ольга молча тронулась. Во двор заехали с задов. Ольга открыла багажник. Петр взял сумку. Она тоже прихватила один из своих пакетов. Оглядев дом, Петр печально усмехнулся… - Ветшает дом без хозяина… Да-а… - Ну, пошли. И они направились по улице к другому, выкрашенному оранжевой краской, хорошо обжитому жилищу. Тетка, увидев гостей, всплеснула руками. – Ой! Матерь Божия! Пресвятая Богородица! Царица небесная!.. Дак ведь и не узнала сразу… в гражданском-то… И не один… Ну, Слава Богу! Петр приобнял ее, поцеловал три раза. А тетка сразу потом к Ольге. Сама ее обняла и поцеловала. – Ну, вот, я теперь тебе вместо матери. Петя-то крестник мне и ты, значит, мне крестница… Смущенная Ольга не знала, что ответить, стояла покрасневшая. Петр подмигнул ей, мол, не смущайся, играй свою роль дальше. В это время и появился во дворе дядя Петра. Седовласый и седобородый, ссутулившийся уже немного, с выцветшими, но очень живыми синими глазами. - Здорово, дядя Иван! Петр крепко обнял его. Поцеловала его и Ольга. - Ну, пошли теперь все в дом, - пригласила тетка. И началась в доме радостная суета. Раздача подарков, расспросы, деревенские новости. Одновременно собиралось на стол угощение. Ольга стала помогать тетке. Когда все было готово, сели за стол. Тетка разлила по рюмкам коньяк, который привез Петр. Первым поднял рюмку дядя Иван. - Ну, за встречу! Все одновременно выпили. И пошел потихоньку разговор про жизнь теперешнюю. Петр рассказывал, как ехал на поезде с востока на запад и видел заброшенные поля, разрушенные фермы, пустые поселки, многочисленных пришлых китайцев и прочих иноземцев. И после второй дядя Иван обратился взглядом к Петру с Ольгой. - Вы вот грамотные, лучше меня знаете, что творится уже много лет… какие дворцы – владения перешли в чужие, жадные руки… Какие заводы-фабрики, промыслы… - Да их почти уже нет, «заводов – фабрик». Остались одни промыслы, - заметил Петр, ковыряя вилкой в тарелке. - Вот и я говорю, это комедия какая-то пошла, а не жизнь… вроде и плакать охота и смеяться одновременно. - Не выйдем, наверно, из пике-то?.. – вдруг тоже насмешливо посмотрела тетка в сторону племянника. - Ну, да!.. И Господь тоже… и не видит, и не слышит что-то… и не спешит нам помочь, - парировал тем же племянник, и продолжил, доставая из сумки и ставя на стол вторую бутылку – или молимся мало, не каемся... - Однако, ты не смейся, Петро, - возразил серьезно дядя. - И не молимся. И не каемся. И блуждаем во тьме неприкаянно… - Вроде святые отцы давно предсказали возрождение России, - продолжил Петр в том же тоне, - а его все нет и нет… Как думаешь, дядя Иван? Тот лукаво посмотрел на Петра и задумчиво стал говорить. - Я зимой чуть не помер. Захворал че-т с простуды. В лихорадке был… К утру полегчало. И я уснул крепко. И вижу сон. Большая река. А по берегам искореженная военная техника, много. И голос какой-то необыкновенный… как шум вод многих, вещает… «И будут реки красные от крови. И трупы будут плыть по ним, как сплав.» - Ой-ей! Ольгу напугаешь, - заметила тетка. - А дальше, на высоком холме, стоял огромный белый крест, наш, православный! - И что это значит? – не вытерпела Ольга. - А это значит, что победа будет за нами! - Ну, за это надо обязательно выпить! – довольно проговорил Петр и все сразу оживились. Он разлил опять по рюмкам и сам предложил тост: «Давайте теперь за нашу многострадальную матушку Россию!» Выпили. На минуту все замолчали. И в этой тишине Петр посмотрел на своего дядю как-то необычно и многозначительно попросил: «Дядя Иван, запел бы, а?» Видно пришла такая минута и тот, обхватив левой рукой свой широкий крутой лоб, облокотился на стол и низким мелодичным голосом вывел: «У церкви стояла карета. Там пышная свадьба была…», все трое в унисон ему подхватили: «Все гости нарядно одеты, невеста всех краше была»… При ярком свете электрических ламп по стенам закачались темные стены. С улицы от набежавшего ветра зашумели листвой тополя. Под их мирный глухой шум продолжала литься эта песня… Все четверо находились в состоянии глубокого душевного волнения, редкого, слетевшего неведомо откуда. Петр невольно посмотрел на Ольгу, глаза ее были полны слез. И самому ему ком подкатил к горлу. «Вот так дядя!» - подумал он благодарно. А тот доводил свою партию. Ольга закрыла рот ладошкой и не могла сдержать своих слез. Петр поднялся и вышел во двор, стал взволнованно ходить по нему взад-вперед. - О! Какая сила у этой песни! Ничего! Хорошо! - Немного успокоившись, поднял глаза на небо. Там тускло мерцали звезды. Стояла глухая ночь конца июля. Все уже давно спали и только в этом одном доме светились окна. Здесь горел огонь неожиданной встречи и долгожданной надежды. | |
|
| |
| Просмотров: 2484 | Загрузок: 0 | | |
| Всего комментариев: 0 | |
