Талгат Ишемгулов - Лужа (по мотивам притчи)
| 31.08.2017, 09:54 | |
| Поминки уже подходили к концу. Доедались последние куски пирогов, допивались стаканы компота. Люди вставали, крестились и, выразив еще раз соболезнование, прощались и группками расходились по домам. Таисия, вдова покойного, неторопливо собирала посуду, относила на кухню, где сердобольные соседки и подружки занимались ее мытьем. Женщины разговаривали вполголоса, при этом скорбно покачивая головой. Вскоре и эта сумятица закончилась. Остатки еды убрали в холодильник. Таисия наложила в пакеты женщинам нарезанные пироги для детей и внуков. Проводив помощниц до ворот, поблагодарив их, Таисия закрыла калитку и вернулась в дом. За опустевшим столом в траурном платке сидела дочь Зинаида. Она, по-бабьи подперев ладошкой щеку, бездумно смотрела в окно. - Ну вот остались без отца! Был человек, и… нет человека! – со слезой в голосе сказала она. - И не говори… девонька, - со вздохом ответила Таисия, - стоит только умереть, на земле не оставят, мигом похоронят. - Ты хоть по нему горюешь? – шмыгнула носом дочь. - Да чего тут горевать, правду скажу, Зина, похоронила вот… и будто камень свалился. Сама знаешь, каким он был все эти годы. Ведь пил безбожно. - А ты вообще любила его… отца-то? - вдруг неожиданно спросила Зинаида. - Почему же… любила, пока не спился. - А мне кажется, нет,… вообще не любила. - Ой, дочка, ты чего это такое говоришь матери-то? Да если б не любила, разве пошла бы за него, да родила бы вас троих? Ведь дети от любви рождаются. - А если ты любила, что ж он тогда пить начал? - Да я ему глотку перевяжу что ли, коли сам пьет? Никто его не неволил, насильно не заставлял. - Эх, мать… уж передо мной-то не прикидывайся! Помню… хоть и мала была, все твои разговоры с подружками… как ты насмехалась над ним, обзывала его по-всякому, все завидовала другим мужикам, что боле удачливей его. Скажешь, нет? Мне ведь так было больно, да и обидно тогда за отца. - Ну, бывало такое… - смущенно ответила Таисия, - но это ведь пустые бабьи разговоры. До какой не коснись, все про мужиков своих что-нибудь да ляпнут. - Не скажи мама, вон…тетя Дарья, сроду от нее не услышишь худого слова о муже ее, дяде Петре. - Ну, дочка, за дядей Петром, как за стеной стоять можно, про такого и сказать совестно. Будь отец твой таким, и я б за него как за каменный столб держалась. Зинаида отмахнулась от матери, оставаясь при своем мнении. Таисия в тревоге смотрела на дочь. Еще с детства пролегла меж ними полоса отчуждения. Недаром говорят, что дочери к отцам тянутся, а сыновья к мамке. Вот оно и подтвердилось. В дверь кто-то торкнулся. На пороге тетка Дарья появилась. «Дает же Господь красивую старость людям», - подумала Таисия, поднимаясь ей навстречу. И вправду тетя Дарья, была пригожа своей какой-то ясной непритязательной красотой. Лицо чистое, белое, голова аккуратно подвязана платочком. Глаза синенькие, подернутые старческой, блеклой дымкой, что нисколько не портило ее. Старушка вошла. - Ты, Таисия, извини, - память дырявая… кастрюльку забыла. А мне холодец варить, – и еще поварешку оставила. Зинаида повернулась к тетке Дарье и с вызовом спросила: - Теть Даш, вот вы с дядей Петром сколько лет прожили? - Ой, много, дочка, пятьдесят семь лет уж счастью нашему, – по-простому ответила бабка. Таисия нахмурилась, и сделала страшные глаза дочери - дескать, ты чего? Зинаида, не обращая внимания на предупреждающий вид матери, продолжила: - А как вы умудрились столько прожить и ни разу не поругаться? Другие семьи в пух и прах разругаются, а вам ничто… Уж на что деревня наша - злыдня, все замечает, да в песок перетирает, а к вам ни пятнышка не пристает. - Э-э, дочка, разгадка простая. В жизни главное - на любовь свою наткнуться, да из рук не выпустить. Мой Петька до меня знаешь, сколько девок поменял? У-у, не сосчитать. Проводит одну, на следующий день расстанется. Все диву даются, чего, мол, парень дурит, скоро и девчат в деревне не останется, с которой не ходил. Я тогда молодая была, какая-то нескладная, худая, угловатая. Глядеть не на что. Правда косой богата была. По всему селу такой не было. Бывало, заплету, да на голове короной уложу, пройдусь… тьфу ты ну ты – прямо, королева! А гляну в зеркало, под короной лицо страшное, остроносое… вся в конопушках – и разревусь. Как-то раз в праздник, на 7 ноября в клуб выбралась. Стою на танцах, а парни в упор меня не видят, как мимо столба проходят. Обидно стало. Вышла из клуба да домой пошла, иду слезами умываюсь. Смотрю, у забора кто-то стоит. Испугалась. Темно ведь. Подошла, а это мой Петр поддатенький. Где-то гулял, да не рассчитал… домой идти, а сил нет. Узнал меня и так жалобно попросил: «Дашенька, помоги до крыльца дойти». Ну, я его под ручку и повела. Идем, на пару шатаемся. Будто муж и жена с гостей возвращаются. До того ясно я это себе эту картину представила, что смешно стало – фыркнула, рассмеялась. Петя повернул голову: «Ты…чего? Не надо мной смеешься? Да нет - ответила я, а сама прыскаю, удержаться не могу. Идем так потихонечку, а на пути лужа большая, не обойти, только с краю тропка узенькая. Петя прёт буром через нее, ему-то что, море по колено, а мне каково? Как на грех, ботиночки новые надела, похвастаться хотелось. А он идет напрямую, а там вода вперемешку со снегом. А если поскользнется и упадет? Испугалась за него – а-а, пропади пропадом новые ботинки, парня бы довести до дому, ну и шагнула за ним в эту лужу. Прошлепали с ним чрез нее, а тут и его домишко. Сдала его на руки матери и сама домой. А на следующий день сваты заявились. Женихом Петр пришел. Мои родители в изумлении. Вроде со мной его никто не видел и … на тебе, замуж зовет. Отец строго спрашивает Петра: - А чего это вдруг ты Дашку выбрал, вроде краше ей есть, неужто свет клином на ней сошелся? - Да нет, не сошелся. Да верней ее из жен никого не будет - так напористо и уверенно ответил Петр. - А почему ты так решил? – не отстает отец. - Дядя Гриш, ты мою бабушку покойную хорошо знал, она мне и наказала как-то: «Петя… твоей свадьбы не увижу, но мой тебе совет, будешь жену выбирать, веди девку через лужу и женись только на той, что с тобой через нее пройдет под ручку. И верь моему слову – бери, не раздумывая,…что ни на есть, самая верная жена будет, никогда в беде не бросит!» Вот не скрою, всех деревенских девок через лужи провел, все красивые да статные, труженицы, вроде и симпатии обоюдные, по ровной улице под ручку идем, а до лужи доходим, поди ж ты… я через нее иду, а она локоток мой отпускает и по краю, где посуше да почище. Так и в жизни будет – поучала бабка. Случись беда, один барахтаться будешь, а она с краюшку будет. Дядь Гриш, не поверишь… одна твоя Даша со мной вчера через мерзлую лужу прошла. Стало быть, она судьба моя». Вот так и вышла замуж за Петра. Прожили, слава Богу, перед людьми не совестно. - Да неужто все так гладко было? – не поверила Зинаида, - нет - нет, да и… попадались камешки на дороге? - Было… чего скрывать! – не отказалась тетя Дарья, - к тому времени уже двоих родила, что-то затосковал мой Петя, ходит угрюмый. Спрашиваю, молчит. Я в контору, там Марья-бухгалтерша мне по секрету шепнула: председатель под видом выполнения повышенных обязательств, куда-то с тока зерно вывез, теперь ОБХСС интересуется, куда пшеницу девали. А завтоком мой Петя. Все шишки на него. Председатель в отказ. Знать не знаю, ведать не ведаю. А его приказ-то устный был. Слова к делу не пришьешь. Ну, в общем, осудили моего Петра, дали условный срок… с обязательством уплатить материальный ущерб… С завтоком сняли… оставили простым рабочим. Вот тут я горюшка и хлебнула. Начал пить мой Петенька. Уж я билась с ним - и водку прятала, и уговаривала. Все напрасно было. Напьется, плачет: «Никогда в роду воров не было, а тут такое пятно, ведь не смоешь, сам с клеймом да еще детям и внукам останется». Года три пил без просыпу. Родные уговаривают, брось его Дашка… не губи молодость. Я в смятении. Дети уже бояться стали. А что-то меня удерживало. Вот гляну на его, спящего, таким родным он мне покажется, аж сердце заходится. Да видно Боженька сжалился, не дал пропасть неудатному. Попался председатель… все-таки вышли на него. Когда судили, признался, что и Петра моего напрасно оговорил. Оклемался мой муженек, воспрял. Пить бросил. И пошла наша жизнь, как по накатанной дороге. Уж как потом Петенька берег меня, что ни праздник, то подарки, я нахмурюсь для острастки, «Деньги тратишь?!» а он мне - Это тебе, - говорит - за любовь твою и верность, что не дала мне сгинуть, когда кругом все отказались от меня… - Завидую я вам, тетя Дарья! – задумчиво сказала Зинаида. - И-и, дочка, чего нам завидовать. Ты, главное, мужа своего люби и во всем поддерживай. Мужик тогда силен, когда за ним баба стоит. Только не тыркай его никогда. Мужик через ласку чего хочешь, сделает. Мой Петро, упрямый, не смотри, что добрый, порой упрется, только улыбкой и беру его. Ой, что-то я засиделась, говорунья старая, - всполошилась бабка, - побегу. Делов-то ведь сколько! Сорвалась и… нет ее в избе. Легка на ногу старушка. В избе установилась тишина. - Мам, а ты прошла бы сейчас с папкой через лужу? – вдруг спросила Зинаида. - Не знаю, дочка, ничего не знаю, - залилась слезами Таисия. - Ну да Бог с тобой, – вздохнула Зинаида,- это твоя жизнь и твоя боль. Не мне судить. Живи теперь с ней как можешь. Мать и дочь посидели, помолчали. Таисия успокоилась. Зинаида обняла мать и сказала: -Я завтра уезжаю. Приеду только на поминки. Ты держись и… прости, наговорила я тут. Отца жалко… Так обнявшись и просидели до самой темноты, пока сыновья не зашли из-за грозы. Тучка прошлась сильным дождем, будто умылась после горя и оставила лужу, в которой отражался краешек луны. | |
|
| |
| Просмотров: 1232 | Загрузок: 0 | | |
| Всего комментариев: 0 | |
